Строения теснились так близко друг к другу, что в этом сизом полумраке, еще не разбуженным рассветом, можно было надеяться остаться незамеченной…

На что она и понадеялась.

Стена, к которой она прижалась, стародавней щербатостью выдавала свою древность. Нелепая башня, сверху казавшаяся чем-то вроде забинтованного пальца, сейчас нависала прямо над нею своей тяжеловесной громадой, вселяя ужас чуть ли не катастрофическим наклоном. Окна полуколокольных домов были наглухо затворены дырчатыми ставнями, но узкие прорези многочисленных минаретов беспрепятственно втягивали в себя рассветную прохладу вместе с ночным мраком, ищущим себе пристанища на день. Остроконечные шпили, вырастающие прямо из-под земли, зловещей колоннадой уводили в зеленоватую низину, показавшуюся ей поначалу озером, а затем — лугом; но ведь и то и другое просто не могло существовать под испепеляющими лучами полуденного Сорока. Эта зачарованная поляна так и притягивала к себе своей неправдоподобной свежестью, и мона Сэниа чуть было не направила неосторожные шаги вперед, как вдруг стремительная тень очертила над башней черную радугу, и вьюжный шелест гигантских крыльев угольной поземкой пронесся по всем закоулкам Нетопырева обиталища.

А в следующий миг и он сам стоял у подножия своей Сумеречной Башни, раскинув чутко подрагивающие крылья. Казалось, он точно летучая мышь пытался уловить что-то, недоступное человеческому слуху или взору, и это неведомое «что-то» несомненно должно было указать ему на присутствие постороннего пришельца.

Мона Сэниа постаралась задержать дыхание. Перед нею наконец-то был тот, кого она надеялась разыскать с помощью Горона — бог не бог, но существо явно всемогущее. Может быть, именно этот чародей и поможет им разгадать загадку, которая, согласно стихотворному посланию, полученному ею близ пятилученского пепелища, задана на Тихри, но ответ на нее должно получить только в каком-то неведомом мире. Мир был еще тот, неведомей некуда, а это место, огражденное траурным кольцом склоненных в одну сторону чернокаменных знамен, и вообще выглядело, как зловещее царство смерти.

Но принцесса не испытывала ни малейшего трепета: в конце концов, она ничего не теряет, ведь исчезнуть можно за одно мгновение до приближения настоящей опасности.

Здесь не может быть никакой опасности — это зачарованная обитель, где исполняется самое сокровенное желание…

Она даже не удивилась тому, что беззвучный голос, к которому она уже привыкла на пустынной вымершей Свахе, не оставлял ее без своего покровительства и тут, где обитали и божественной красоты дикари, и такие вот крылатые уроды. А последний между тем даже не глядел в ее сторону. Вот если он хотя бы повернет голову, увенчанную мрачной зубчатой короной…

И это будет значить, что наконец-то настал твой черед!

Головы он не повернул, только повел крылом в сторону нежданной гостьи, и что-то невидимое, угадываемое только по дрогнувшим и исказившимся контурам окрестных строений, метнулось к ней и невесомой клейкой пеленой прилепило ее к шершавой стене, не давая возможности не то что упасть, а хотя бы шевельнуться. Едва ощутимая упругость этого узилища позволяла лишь сделать вдох и выдох, если бы… если бы под ним оставался хотя бы один глоток воздуха. Непреоборимый ужас удушья чуть не заставил ее забиться в конвульсиях, но прозрачная пелена позволила ей только судорожную дрожь и омерзительно холодный пот, покрывший лицо.

Зловещий монстр стремительно развернулся, так что края его пепельных одежд взметнулись траурным ореолом, и широким скользящим шагом двинулся к ней, на ходу складывая за спиной крылья. Минуту назад она, может быть, и отпрянула бы в естественном испуге, но сейчас, теряя сознание от удушья и лишенная возможности даже крикнуть, она из последних сил беззвучно молила: скорее… скорее… Властный взмах руки, точно сметающий паутину, освободил ее лицо, и она захлебнулась влажным промозглым воздухом, в котором сырость мешалась с запахом дурманного колдовского вина. Но горло, как и все тело, еще было стиснуто невидимой мерзостью, точно липкой лапой небытия.

Сделав еще один шаг тот, которого здесь именовали Повелителем Тьмы, оказался так близко, что до нее долетало его дыхание; ей даже захотелось запрокинуть голову — он был так высок, что она едва-едва доставала ему до плеча.

Он поднял руку и краем рукава стер пот с ее лица уверенным хозяйским движением, как стирают пыль со старого кувшина.

— Ты одна из немногих, кому удалось проникнуть в мой Сумеречный Замок, — прозвучал его голос, поражающий своей глубиной и полнозвучием. — Что ж, добро пожаловать.

10. Сокровищница мертвых

Она чуть было не выпалила: ничего себе добро, когда тебя приклеили к стене, точно охотничий трофей! Но это были бы слова напроказившей девчонки, забравшейся в чужой дом, а сейчас она наконец-то почувствовала себя принцессой Джаспера, с которой обращаются, мягко говоря, неподобающим образом.

Весьма кстати припомнилась древняя мудрость: самый надежный щит — это хладнокровие.

Ну, это за неимением лучшего. Но лучшее всегда при тебе: это любовь. Взгляни на своего пленителя глазами любви…

Она только похлопала ресницами от такого совета это в ее-то положении? И глазами любви? Ну и круглые же у нее будут глазки, точно вишенки… Нет, все-таки хладнокровие предпочтительнее. Но не мешало повнимательнее разглядеть того, в чьи запретные владения она вторглась так непрошенно, и обойтись хотя бы без предубеждения. Тогда и выход сам собою найдется.

Что ж, если действительно без предубеждения, то следовало бы признать, что если бы не безграничная надменность, то лицо, обращенное к ней, обладало прямо-таки дьявольской притягательностью и было прекрасно в той степени, которое даруется творцом, минуя ступень примитивной красивости.

Но сейчас к его высокомерию примешивалось и невольное изумление — от своей пленницы он ожидал чего угодно, но только не этого царственного спокойствия. Однако мона Сэниа поняла: если это затянувшееся молчание продлится еще немного, то он уже необратимо станет хозяином положения.

Она знала, что в таких случаях лучше всего не прибегать к дипломатическим уловкам, а просто сказать то, что естественным образом приходит на ум.

— Тебе не кажется, — невозмутимо проговорила она, — что всё это окружающее архитектурное безобразие просто чудовищно диссонирует с твоим собственным обликом?

Вот тут на его лице отразилась такая растерянность, что он невольно помотал головой, чтобы вернуть себе прежнюю полупрезрительную невозмутимость.

— Так ты из рода Блюстителей Утраченного… — проговорил он, справившись, наконец, с замешательством. — Да, конечно. Таких старинных уборов я не видел ни у кого.

Он снова по-хозяйски провел пальцами по ее инкрустированному аметистами обручу, и она всеми силами постаралась хотя бы не моргнуть. Казалось, он пребывал в неуверенности, не зная, как обойтись со своей пленницей.

— Так тебе не нравится мое жилище, — проговорил он, как видно, приняв какое-то решение. — Что ж, когда ты станешь моей еженощницей, ты сможешь попросить меня перестроить один из моих Сумеречных Замков по твоему вкусу.

— Еже… что?

Теперь он поглядел на нее уже с нескрываемым изумлением:

— Все девочки Подлунного Мира хоть вслух и проклинают меня в своих молитвах, но втайне мечтают о том, чтобы на миг удостоиться великого блаженства скрасить мое одиночество. Удается это немногим, и если я пожелаю, ты будешь в их числе.

Похоже, его единственный недостаток — излишек скромности.

— Ты забыл добавить: если этого пожелаю и я.

— И ты? Это говорит девочка, которая пробралась сюда по собственной воле?

— Да. Потому что мне нужна твоя помощь. Он поморщился:

— Здесь обычно не начинают с просьб — здесь мольбами кончают.

Ай-яй-яй, как же она этого не предусмотрела! Перед нею был властелин варварских земель, и, несомненно, начинать следовало с подношения, достаточно великолепного для того, чтобы развеять сомнения в их равенстве.